Моя биография - это цепь событий, в реальность некоторых из которых я лично верю с трудом. "Лучше б их и не было!" - иной раз можно подумать, однако без многих неприятных эпизодов не было бы и сегодняшнего положения вещей. Родился я в 73 году. Как родился - не помню. Показывали мне фотографии - не узнаю себя. Видимо, там все правда. Дедушка был реальным пацаном - возглавлял конструкторское бюро на оборонном заводе, сделал много полезного для родины, за что имел нормальную зарплату и пенсию одновременно. Правда, машину не купил и дачу не построил, потому что, с одной стороны, не воровал, а с другой, моя бабушка - его супруга - конкретно расправлялась с баблом и надежд на накопления не оставляла. Дед умер от второго инфаркта в конце 84-го года. Я это запомнил очень четко, потому что в тот день кончилось счастливое детство и началась жизнь.
Очень скоро выяснилось, что вся моя семья держалась именно на дедушке, но поскольку к 11-ти годам особенно зажраться я не успел и красную икру искренне ненавидел, то перемены достаточно плавно меня настигли. Я ходил в обычную 8-летнюю школу, носил пионерский галстук и был весьма наивным мальчиком, насмотревшимся фильмов про пионерскую дружбу и прочее. Поскольку вокруг меня не было настоящих пионеров, то я особо не расстраивался отсутствию воплощения в жизни киносюжетов, я ожидал их появления с минуту на минуту.
Пока я ждал чуда, я творил. Мне очень хотелось писать, но для стихов я не созрел, а сюжетов для прозы пока не придумал, поэтому я писал в журнал Юный Техник. Туда я отправлял мои изобретения и рационализаторские предложения. Поначалу я относился к этому очень серьезно: к примеру, году в 85-86-ом я сделал дизайнерскую разработку для автомобилей - я предложил в указателе поворота оранжевое стекло сделать прозрачным, зато вворачивать оранжевую лампочку. Сегодня это норма для всех машин, даже "жигулей", а тогда такой фишки не было даже у "мерсов". В ответ на подробное изложение идеи я получил стандартный ответ - типа, не дает, Сережа, твое предложение конкретного эффекта. Отправив штук пятнадцать подобных предложений, я в изобретательстве разочаровался. Правда, через несколько лет для прикола послал изобретение "Калоприемник для депутатов": чтобы депутаты не отлучались из зала заседаний, между ног они должны были носить герметичный контейнер, приемная трубка которой втыкалась в задницу. Сидишь - гадишь - работаешь! Это был 89-ый год, когда вовсю гремел знаменитый съезд. Кстати, эту идею также зарубили, и больше я в Юный Техник не писал.
Итак, ждал я ждал, и наконец дождался - это был мой будущий друг, второгодник и прогульщик Птицын. Птицын страдал мигренью - у него болела голова, но поскольку в школьном медпункте не могли сделать трепанацию черепа, залезть внутрь и излечить недуг, мой кореш болел, прогуливал и кайфовал. Я научился делать бомбочки из бумаги и сбрасывать их на прохожих, научился взрывать магний с марганцовкой, бить лампочки и делать прочие гадости и пакости. Мы делали все это весело и задорно, хотя бежать от активистов и милиции иногда было страшно. Милиционеры приходили к нам в школу, собирали все старшие классы в актовом зале и вели с нами беседы, выявляя, кто в очередной раз нагадил в микрорайоне, но одноклассники, которые были в курсе, нас не сдавали, поэтому в детскую комнату милиции или в спецшколу мы не попали.
Попал я после 8-го класса в математическую школу - туда меня рекомендовала учительница математики, потому что я сдуру на "отлично" написал выпускной и потому что мои мама и бабушка очень хотели отправить меня в приличное заведение, подальше от Птицына. В матшколе я быстро стал загибаться: математику я ненавидел, не понимал, и поскольку времени на нее уходило фиг знает сколько, то прочие предметы стали также запускаться. Кончилось все прогулами и уходом из школы. Так я потратил целый год зря.
Доучившись, получив обычный аттестат, я поступил на филфак. Мой препод по русскому и литературе, Виктор Юрьевич, посоветовал выбрать этот факультет взамен журналистскому, что я и сделал. Может, поэтому я лишен в моей работе всяких журналистских наворотов, правил и стандартов, которых просто не знаю (и знать не желаю).
В 93-ем году стало мне ясно, что нужно зарабатывать деньги, потому что жили мы на пенсии бабушки и мамы. В Питере открылась новая газета (случалось это часто) - "Славянский Базар". Название это мне не нравилось, но зато я стал ведущим автором - я писал треть всех статей в номер. Осенью газета обанкротилась и я пошел работать продавцом всякой фигни. Магазин организовала 40-летняя стерва, работавшая до краха СССР в райкоме КПСС. Когда все коммунисты почуяли неладное, эта гидра ломанулась директором в парикмахерскую и ловко ее приватизировала, после чего парикмахеров уплотнила, а на освободившейся площади устроила магазин. Я проработал там месяц, после чего был обвинен (как и все предыдущие и последующие работники) в растратах и уволен с выплатой 10% от обещанного. Обещали 70 тысяч рублей (даже не знаю, сколько это в нынешних ценах), а заплатили 6 тысяч, которые я был должен отдать за обеды на производстве (была организована типа домашняя кухня). Я взял бабки и пошел с ними домой, мысленно послав владелицу магазина нахер. На эту сумму я купил бритвенный станок Жилет-Слалом, блок жвачки Ригли-Даблминт и оставил немного денег на проезд.
В это же время я пристрастился слушать питерскую радиостанцию Полис, где по вечерам шла программа по заявкам Хот-лайн. Вели ее два реальных чувака - Виталик Шшш и его друг Краснодембский. Я заметил, что предпочтение в выполнении заявок отдавалось творческим слушателям - тем, кто, к примеру, стишок присылал или прочую ерунду. Я позвонил моему другу Птицыну и мы придумали внедриться в передачу с разных сторон под псевдонимами - я стал Анкл Бэном (Uncle Ben - популярная тогда марка продуктов быстрого приготовления, типа риса и пюре из США, с фирменным рисунком - черномазым хреном), а мой кореш - Банщиком. По телефону мы надиктовывали секретарше наши произведения - стишки и микро-рассказы идиотского содержания (про борьбу с мокрицами и т.п.).
Затем мы перешли к как бы заочной борьбе - в своих выступлениях мы пинали друг друга, типа "Банщик передает Анкл Бену, что тот - полный отстой", и в итоге завязалась борьба, настоящая война с участием многих других слушателей, и программа по заявкам стала интерактивным шоу. В итоге на новый 94-ый год ведущие пригласили меня в студию радио Полис как самого активного слушателя, где я подвергся некоторым испытаниям вроде буриме и пару раз что-то сказал в микрофон. Атмосфера студии произвела на меня сильнейшее впечатление - нет, я не решил стать диджеем, но я почувствовал себя дома.
Потом я пошел работать в газету Недвижимость Петербурга. "Пошел" - это смешно сказано. Мне домой начали звонить подозрительные личности и спрашивать, действительно ли я продаю квартиру. Квартиру я не продавал, и на третьей неделе звонков я спросил гражданина - какого хрена ты звонишь? Мне ответили, что телефон мой печатается в популярной газете бесплатных объявлений "Шанс". Я купил номер, смотрю - и правда, мой телефон в объявлении о продаже квартир, но при более тщательном рассмотрении я понял, что произошла техническая ошибка. Телефон был напечатан очень близко к сгибу страницы, и цифра "5" в конце номера из-за растекания краски превращалась в "6", а это уже был мой телефон. Я позвонил в редакцию и объяснил - мол, такая херня творится которую неделю. Люди извинились, пообещали исправить и предложили компенсацию - напечатать мое объявление в ближайшем номере. Я сперва отказался, а потом перезвонил и попросил тиснуть объяву такого плана, что молодой журналист ищет работу. А мне тут же и отвечают - "Нам нужен журналист, мы газету новую запускаем!". Пришел я на собеседование, и встречает меня некто Максим Кузахметов - криминальная звезда питерского печатного дела.
Макс был старше меня всего на 5 лет, но уже заработал на машину, рубил в верстке, был прекрасным организатором и очень нравился девушкам. От него перло энергией, с такими людьми хочется работать в команде. Макс немного поколебался между "Недвижимостью" и "Пятым колесом" (оно отметило недавно 10-летний юбилей) и направил меня как бы криминальным журналистом в "Недвижку". Я понятия не имел, как надо быть криминальным журналистом, но очень хотел работать в престижной газете - это был первый цветной еженедельник формата А3 в городе. Начал я со сводок из ГУВД - оказалось, что каждый день за недвижимость в Питере кому-то резали горло или всаживали паяльник в задницу. Затем мне на помощь пригласили девушку Аллу Логинову. Мы познакомились на улице, когда шли на общее собрание - решать, как дальше делать газету. Алла была высокой, светловолосой и замужней женщиной, с очень громким и высоким голосом, к которому трудно было привыкнуть. Муж Аллы - Саша - носил фамилию Дыбаль, и сейчас занимается в Газпроме средствами массовой информации. А тогда я и Алла делали криминальные статьи: она была юристом, имела много знакомых в судах и искала интересные дела, а я встречался с потерпевшими и писал большие, эмоциональные и трагические материалы. В редакции было весело и сытно: номер газеты сдавался обыкновенно к утру субботы, и к нам привозили пиццу, котлеты по-киевски, Макс Кузахметов приносил водку Абсолют и все работали. На другой день многие приходили, чтобы по сети поиграть в Дум - побегать по коридорам и порезать бензопилой. В редакции мне больше всего нравилась девушка Инга: она была старше меня, почти всегда была в леопардовых "резиновых" джинсах, хорошо ко мне относилась и напрочь игнорировала как мужчину.
Вскоре газета стала набирать обороты и цениться среди профессионалов - риэлтеров. Зам. главного редактора - Слава Костров - был знаком со всеми специалистами, "ручкался" с Грефом, Южановым, Кохом и со многими другими питерцами, которые ныне возглавляют дела в Москве. Сам Слава был одноклассником Кости Эрнста. С таким шефом я стал кроме криминала писать и о самой недвижимости, при этом о многих встречах с руководителями у меня остались самые теплые воспоминания. Наконец, летом 94-го при газете было решено создать телевизионную студию - делать еженедельную телепередачу, которая раскручивала бы газету еще больше.
Возглавил студию Леша Воронин: он тогда работал верстальщиком, но какое-то время крутился на телевидении, и ему доверили передачу. Ребята подобрались хорошие - молодые, ни фига не знающие "чо да как", но полные энтузиазма. Меня Леша пригласил репортером, поскольку люди были нужны, а я в редакции был самым молодым и энергичным. Но в итоге я стал единственным журналистом, причем вдобавок еще и ведущим.
Смотреть на те записи сейчас - срамота, настоящий детский сад, но бесперспективность малобюджетного телевидения мы поняли только через год. Под новый, 95-ый, у нас испортились отношения с редакцией - передача не давала прибыли, мы отделились, почти что украли аппаратуру, и сидели на голодном пайке - за 100 долларов в месяц. Перспектив было мало.
Я тогда любил слушать радио "Модерн" - станцию с восходящим Нагиевым, и в январе 95-го услышал рекламную передачу про недвижимость. Сделал ее по заказу одной из компаний Саша Шенгелия - ныне германский житель, а тогда - "информредактор", то есть новостник. Я, как человек, знающий тему досконально, сразу понял, что передачу сляпал дилетант, который сам не понимает и не в состоянии интересно объяснить остальным. Набрался наглости, позвонил в редакцию и нагло сказал тогдашнему программному директору Кириллу Беглецову: "У вас тут передача выходит - так вот я могу сделать лучше". А он мне отвечает: "Приходи!" Прихожу, разговариваю - и понимаю, что ни фига я технологию радио не знаю. Беглецов меня спрашивает: "Сколько твоя программа будет длиться?" Я отвечаю: "Полчаса!" А он мне: "На коммерческой станции информационная программа дольше 5-ти минут идти не может". Я был раздавлен таким форматом, потому что изначально не знал, о чем буду говорить 30 минут, но сокращение этого времени в 6 раз вызывало более серьезный вопрос - а что можно успеть вообще сказать, когда свободолюбивые диджеи вроде того же Нагиева тратят и 5, и 10 минут эфира, не донеся до слушателя никакого смысла, кроме эмоций? Тем не менее, с программным мы расстались на позитиве - я пошел делать пилотный выпуск программы собственными силами.
Куда идти человеку с улицы делать "пилот", я не знал, но я помнил, что есть на свете Слава Эскин - главный редактор "Недвижки", который много что знал на этом свете. Слава был типичным начальником-евреем: он был не по возрасту лысоват, был тихим, спокойным и с виду мягкотелым, но только с виду. Ездил Слава на БМВ и любил повторять: "Жизнь трудна, но к счастью коротка!". Когда я описал ему идею проекта, Эскин ее одобрил, потому что лишняя реклама на популярном радио не бывает лишней. Слава отправил меня на только-только создающееся радио Шанс - в дочернюю структуру, где еще не было лицензии на вещание, но аппаратура и штат были.
Там я познакомился с Денисом и Лешей - композиторами и звукорежиссерами, которые сейчас составляют костяк группы Иван Купала. Денис подарил мне свою инструменталку, которую я стал использовать как подкладку в моих передачах, и мы стали делать "пилоты". "Пилоты" я регулярно носил на "Модерн" Беглецову - высокому молодому человеку с бородой и в очках. Всякий раз он говорил мне "Уже лучше!", но находил дефекты и посылал переделывать. Самым изощренным замечанием было такое: "Теперь надо постараться, чтобы ритм текста совпал с ритмом музыки-подкладки!", то есть было бы в кайф, если я практически спою о недвижимости. Конец этим походам положил Кукушкин. Леня Кукушкин был одним из руководителей, молодым и как бы человечным, и я ему уже примелькался в коридорах. В который раз увидев меня с Беглецовым, он сказал, чтоб мы решили с выходом передачи в эфир. Беглецов никак не мог подобрать время, и тогда Кукушкин волевым решением назначил 4 дня - со вторника по пятницу в 11:00. Решили, что сперва я буду выходить в записи. Я записал теперь уже "мастер" в студии Шанс - на радио, которое так никогда и не вышло официально в эфир. Его диджей Анна Романова стала звездой на питерском Эльдорадио, а программный директор Леня Шапиро руководил питерским Ностальжи, куда много позже перебрался Нагиев.
Мою передачу прокрутили в эфир в 11:00 в середине апреля 95-го года - числа я не помню. Я был счастлив - весна, радио! 3 программы я делал в записи, они были посвящены относительно "вечным" темам - тому же криминалу, советам специалистов и вообще анализу ситуации. Делать их мне помогали юристы и мои друзья из агентства Санкт-Петербург. А во вторник шла живая передача с обзором свежего, вышедшего в понедельник номера Недвижимости Петербурга. Модерновские диджеи, у которых как раз в 11:00 была сдача смен, не могли понять, что за Стиллавин появился и нафига вообще эта недвижимость.
И когда я приехал в очередной раз читать живьем, Нагиев устроил мне проверку. Во-первых, он хотел убедиться, что я живьем читаю так же, как на пленке, а во-вторых, что я знаю, о чем говорю. И после того, как я дочитал, Нагиев принял несколько телефонных звонков от слушателей, которые интересовались разными проблемами, и я их консультировал безо всякой "предзаписи" и подготовки. Экзамен я выдержал и с Нагиевым у меня сложились хорошие отношения как со старшим товарищем. На майские праздники студия Шанс, где я по-прежнему писал передачи, ушла в коллективный запой, и я понял, что все программы надо будет читать живьем. Студия Модерна находилась в 15 км от Питера, в старой глушилке, которая не давала советским гражданам слушать би-би-си и прочую западную заразу, и четыре раза в неделю я ездил туда всего на 5 минут. Отношения с Модерном были странными: я делал передачу, за которую ничего не получал, а довольствовался договором о том, что я буду получать процент от рекламы в моей передаче, причем рекламу я должен найти сам. И поскольку как торговец рекламой я - ноль, то мне приходилось подрабатывать в Недвижке и на эти деньги жить. Однако материальный вопрос не мог испортить романтики.
После своей передачи я долго сидел в студии - смотрел эфиры Нагиева, копался в фонотеке, что-то себе переписывал, и таким образом сблизился с "коллективом".
Я написал для Нагиева несколько "од" - белых стихов, которые Дима читал на пафосной, трагической музыке примерно таким же голосом, а я отвечал за "спецэффекты" - хрюкал, выл, храпел. Вот один такой стих:
Литературно-хореографическая композиция "Моя адрес не дом и не улица"
Из-за технических затруднений при передаче избражения хореографическая часть произведения заменена на хоровое пение поэтико-ностальгически настроенных балерунов-космополитов
Захотелось вдруг девке Татьяне
Распознать молодецкую плоть
И решила Танюха в мгновенье:
"Эх, пойду-ка, сыщу удальца!"
Удалец молодецкого склада
Не замедлил явиться тотчас
Был он явно кавказского типа
С бородавкой на левом глазу
Ухватились кавказец и девка
Друг за дружку, в экстазе сольясь
И свое получила Татьяна
- Поняла, что к чему в мужчиках
Полежали любовнички смирно
Отдышались от страстных трудов.
Тут и вспомнила Таня наказы,
Что ей мама давала не раз:
"Доча, только любовь поостынет -
Требуй пачпорт скорей с мужчика,
Чтобы детки росли бы с прапашей!"
- Так велела ей умная мать.
"Гей, приятель, гоня сюда паспорт
- Адресок твой оттуда спишу!"
"Нэту паспарта, нэт адрэсочка!
Адрэс мой ест Савэцкий Саюз!"
…Через год родился у Танюхи Человечек.
Без папки он рос.
Вот и вы, бабы-дуры, учтите:
Прежде - паспорт, затем же - любовь!"
За такими занятиями я провел лето, а осенью, где-то в ноябре мне в коридоре опять повстречался магический Кукшкин. На этот раз он предложил начать платить мне за работу деньги! Но сделал условие - вместо четырех программ про недвижимость сделать пять, но все на разные темы. К январю 96-го я условие выполнил. Летом того года, как и полагается, коллектив стал периодически уходить в отпуска, и начальник информотдела - Леша Филиппов, который в свое время сделал несколько репортажей для нашей телепрограммы по недвижимости - предложил мне помимо моих сольных программ делать и обычные часовые новости. Получая все больший и больший опыт, я в моих информационных передачах уже был не слишком серьезен - меня интересовали скользкие темы и издевательский комментарий. Помню, я сделал потребительскую программу про женские гигиенические средства: это вызвало острые разговоры, даже противостояние среди моих начальников, одни из которых были "за" мой подход, другие не могли себе представить, как мужчина смеет рассуждать о тампонах и прокладках и анализировать их недостатки! С сегодняшей точки зрения такой конфликт в принципе смешон, но тогда это была бомба.
Летом следующего года расписание диджеев, ведущих линейный эфир, скорректировалось таким образом, что моя смена новостей совпала с работой Гены Бачинского. Этого человека я знал на станции меньше всего и даже остерегался: он пришел за год до меня, по утрам рассказывал народу о блюзе и по эфиру выгялдел мрачным человеком, которого зачем-то все-таки держат на станции. В кулуарах он совершенно не отвечал ожиданиям слушателя: это был веселый компанейский гражданин, активно здоровающийся со всеми, обнимающий девушек и панибратски общающийся с начальством. Включался приемник - оттуда доносился взрослый, вечно утомленный, серьезный даже в редких шутках голос. Слушать такого диджея мне не хотелось, но сказать ему об этом не позволяла субодинация. Я в своих программах был бодрым и острым, хотя в коллективе держался скромно.
При всем желании не могу вспомнить, как мы решили с Бачей (он не любит это сокращение) что-то делать вместе. До меня Бача кооперировался с Филипповым, но в итоге вдвоем остались мы. Это было чистой самодеятельностью, без планов и концепций, в основном просто лажей, но когда нас развели по разным сменам, мы оба запротестовали. Видимо, что-то, какие-то перспективы Геныч в нашем дуэте видел, поскольку по жизни он жуткий единоличник и в отношении меня особенно.
Мы пошли к начальству и заявили о желании работать вместе, и тогда начальники велели нам сделать план передачи. По этому плану мы и начали работать в ноябре 97-го года. Вскоре к нам присоединилась Ира Викторова - девушка с очень низким голосом, красивая и очень нам близкая по духу, и мы что-то стали делать вместе. Конечно, мы с Бачинским не давали ей слова вставить - это была борьба, но уже к марту 98-го пошли первые положительные отзывы от слушателей. Я делал новости, Гена работал за пультом и с дисками, ну а "Ирунчик" пыталась до нас достучаться. Мы работали по идиотской схеме: по утрам во вторник и в четверг и в воскресенье днем, поскольку в остальные будни утром работали Сева Андреев (ныне шоумен в "Ленинграде") и все тот же Виталик Шшш с Полиса.
До нас в это время по будням работали Рост и Янишевский (Нагиев с Ростом на радио никогда дуэт не составляли), но Рост дал звезды после выхода "Осторожно, Модерн" и на утро забил. Кстати, многие диджеи из-за своей сонливости не понимают, что утро - это самое боевое время. Веселье закончилось прямо после кризиса августа 98-го. Гена потерял реально денег, потому что не вовремя занялся гиблым продюсерским делом - вложился в певицу Татьяну Ларину и погорел на переводе денег. Руководство начало завинчивать финансовые гайки: уволили Иру Викторову, мы остались вдвоем, убрали второе утреннее шоу и дали нам все 5 дней в неделю.
Наш личный прорыв начался в феврале 99-го, когда мы впервые удачно сделали Суптитру - перевод английских песен на русский язык. Мы перевел песню Стиви Вандера I Just Called To Say I Love You как "Чисто позвонил сказать, что я люблю тебя". Это была новая, свежая, конкретная фишка, которая нас поперла вверх. В августе 99-го нас пригласили впервые на гастроли - в Омск, и с тех пор мы - великие гастролеры. К концу года мы поняли, что на подстрочных переводах программу не сделать, и стали работать с живой группой - петь те же западные песни с живой музыкой, но музыканты распались, и тогда один из них - суперфарцовщик Виталик - взялся за дело.
На домашнем компьютере он стал делать электронные аранжировки хитов, к которым мы писали оригинальные тексты. Песни крутились у нас в эфире, существуя параллельно с Суптитрой, и гастроли пошли по полной схеме. Летом 2000-го, когда только-только взяли Гуся, мы получили Премию Попова в Москве как лучшее Утреннее Шоу. Начальству пришлось поджаться и поднять нам зарплату. Осенью мы выпустили диск с нашими песнями, презентацию которого провели в Бирмудском Треугольнике в Питере. Этого пивного ресторана уже нет, но презентация, где не хватило мест всем желающим, мне запомнилась как один из наших самых лучших концертов.
В феврале 2001-го мы узнали, что радио Модерн продается. К этому моменту у нас уже не работали многие легендарные диджеи, включая Нагиева, и конечно же бегство Имен говорит об ошибочном менеджменте компании. Станция была продана Нашему радио как банальный ретранслятор сигнала, хотя вещала на несколько городов и имела раскрученное имя. Смешно сказать, но на вырученные от продажи деньги позднее владельцы устроили производство творожков. Этот период - до закрытия станции в июне - был психологически очень тяжелым для нас: нас убедительно попросили работать как ни в чем ни бывало, и хотя на душе был мрачняк, в эфире мы продолжали веселиться. Когда станция умерла, господин Козырев предложил нам работать по отдельности - мне вернуться на новости, а Гене - просто вести локальный питерский эфир.
Мы отказались.
В сентябре 2001-го мы стали работать на Русском радио в Москве - по вечерам в выходные. Тогдашний программный директор Саша Пряников готовил нас как смену своему шоу с Андрюхой Чижовым, но в январе 2002-го мы получили предложение от руководства Радио Максимум перейти туда на утро. Это было одновременно и весьма лестной, и очень непростой перспективой - традиции Максимума и наш стиль, мягко говоря, сильно различаются. Тем не менее, отказываться было глупо. Коллектив Максимума принял нас болезненно. Шоу "Жаворонки-3" с Пашковым и Кирилловым было в одночасье уволено в пятницу, а в понедельник, 18 февраля, мы уже приступили к работе.
Для станции это было только началом перемен, и мы долго притирались. Особенно конфликтными были взаимоотношения со Студией-15, в которой наиболее ярко протестовали бесплатные стажеры - они даже писали анонимные записки на двери нашей комнаты с недвусмысленными оскорблениями.
Гнусно выражалась и емейловская публика Максимума, считавшаяся интеллигентой, однако через пару месяцев враги поутихли и Москва стала привыкать к негламурной программе, в которой говорится о том, что есть в жизни. Собственно, на этом я пока что сделаю паузу. Признаться, мне было самому интересно написать о себе. Я, конечно, рассказал далеко не о всем и не о всех, но если продолжу когда-нибудь, непременно распишу подробнее и все то, о чем уже рассказал вам.
